ДИЗАЙН ВСЕГО— это жизнь, ориентированная на вопрос: «Где я нахожусь?» Давайте различать то, что должно быть интересно, от того, что интересно на самом деле.
Разрабатываю сайт «Любимые стихи барнаульских поэтов». Сайт про любовь. Про этот загадочный никому не понятный феномен любви. Но чтобы не про обобщённую, а про настоящую единственную любовь. Человек и его любовь. Любовь вот к этим стихам.
Лёд тронулся. Спасибо, дорогой друг, Фарида!
Фарида Габдраупова: «Виталий Коньшин задумал сайт, где будут размещены любимые стихи авторов нашего города. Рада быть первой участницей этого проекта. Вот моё любимое стихотворение Елены Безруковой. Призываю всех присоединяться к проекту!
* * * От сонного детства останутся детские сны, Сквозь пальцы вода - чей-то окрик, и вздох, и «прощайте!». Мы вышли куда-то, и думали, что спасены, Как птицы из гнезд в направленьи, которое - счастье,
Чтоб замысел божий почувствовать в чьей-то душе, Что камень найти, о который не жалко разбиться. Прощай, моя радость, поскольку еще и уже Любовь - слишком гордая вещь для того,чтобы сбыться,
Всего-то - частица какой-нибудь фразы витой. - Чем громче слова, тем верней - о каком-нибудь вздоре. А выгляни - город заполнен весенней водой По самое горло, по самое синее море».
Давайте первые публикации для сайта «Любимые стихи барнаульских поэтов» соберём здесь, чтобы сайт в момент его открытия был не пустой.
Сайт fp.ucoz.net готов. Есть удобная мобильная версия.
В липкой грязи знакомых улиц, В мягком дожде знакомых глаз Мы засыпаем, мы проснулись, И так — сто двадцать восемь раз.
Не выпадай в осадок, счастье! — Трудно отмыть золотой бокал. Я научусь легко возвращаться Из-за зеркал.
* * *
Красота, осколок мрака, Маска смерти, зеркала. Эта женщина, однако, До любви не дожила. Повернулась невесомо — Это полуоборот — Невеселый, невеселый, Невеселый рот. И о чем-то пела флейта Над кладбищенской землей, И змеи цветная лента, Непонятная зимой, Проплывала, проплывала — А никто и не глядел, — Только маленький ребёнок В дудку тёплую дудел.
* * *
Ваши ноги обтянуты туго, Ваши ноги манят, как пиво. Называю Вас "старым другом", Если спросит жена ревниво. Вы меня обожали, принцесса, И загадочно не прогоняли. Ледяным возвращался из леса И оттаивал в Вашем зале. Я хочу быть маленькой птичкой, Пусть Ваш кот меня загрызёт. Пенелопа, жена-истеричка, Паутину свою плетет. Запах губ, сигаретно-сладкий, И любимых духов "Дали". Топ-модель, снегурка, загадка, Нас не люди — нас звезды свели. Ваши очи круглы, как алмазы , Ваша нежная грудь высока. О принцесса, я жду приказа, Из-за Вас я сбежал из полка. Прогоняйте, не принимайте, Променяйте на десять других! Только ноги не закрывайте И ресницы не отмывайте, Изменяйте — но не исчезайте! — Кафка, Ваш насекомый жених .
* * *
Вот когда я была еще рыбой, Мы с тобой сговориться могли бы.
* * *
Кончался декабрь. Последние торты пеклись, Последние Деды Морозы на вызов неслись, Последние дворники снег убирали последний, И мокрые шапки, как звери, лежали в передней.
Кончался декабрь. Психиатр на дежурстве дремал, И легкой метелью припугивала зима, И легкая неврастения плела паутину: Я здесь, мои милые, я вас вовек не покину.
Кончался декабрь. На ёлку навесив шаров, Мы думали, что защищён и украшен наш кров Духом лесным, духом святым, Запахом детства, дождём золотым.
ДОЧЕРИ
В синих сумерках пойдём прогуляться, Там собаки и деревья без листьев. Я надену тебе тёплые штанишки, А сама накрашусь, как актриса.
В синих сумерках пойдём прогуляться, Держась за руки, чтоб ветер не унес. Нам ведь главное — не потеряться, Это наш единственный вопрос.
* * *
Здравствуй, прощай или что-то ещё. Впрочем, другого не существует. Ты говоришь, что время пошло. Время — прошло, это кто-то блефует.
Мёрзнет на небе комета хвостатая. Девушки ходят гордо, как статуи.
Дятел сосну ковыряет в лесу — Хрупкий ударник, смешной одиночка. Тайную радость несу на весу, Горькую, как тополиная почка.
— Мёрзнет ли Бог? — ребёнок спросил. Но отвечать уже не было сил.
* * *
Жизнь угостит шоколадом, лимонным соком, Будет нежна, как котёнок, будет жестока, Будет подарки дарить, воровать надежду, Спросит: "Вам повторить?" — и нальёт, конечно. Выпей, выпей — иначе умрёшь от жажды!
* * *
Не заиграйся в темноте, Луна уже кругла, И тени гибельные те Скользят из-за угла.
Ты, улыбаясь, побежишь Автобус догонять, Чтоб эту маленькую жизнь Увидеть и обнять.
Замёрзнут пальцы на ногах, И побелеет рот. В январских звёздах и снегах Любовь тебя найдет.
Начнет по-детски бормотать И отводить глаза, Стоять и шарфик поправлять, И забывать, и за...
* * *
Маленькая жизнь уже проходит. С нами ничего не происходит. Только поскользнусь на гололёде Глядь: опять жива и на свободе.
Маленькая смерть уже подходит. Мне она решительно подходит Маленькая,чёрная, смешная, Словно обезьянка заводная.
* * *
Голубые небеса И минтай на сковородке. Посидели два часа, Выпили немного водки.
Наши дети подросли, Наши мамы постарели. И по-прежнему вдали Наши маленькие цели.
* * *
Ты плакала, как маленькая дура, — Такая у тебя клавиатура.
МАСЛЕНИЦА
Помажем блинчик маслицем, Посыплем сахарком — Ну вот оно и счастьице, Не думай ни о ком.
Противные, зловредные Мыслишки отлетят, Поскольку тоже блинчиков Горячих захотят.
* * *
Горизонт безумно чист, Небо — резкое, как свист, Сердце — мягкое, как вата, Твёрдое, как аметист.
Чёрный кофе на столе, Нитка белая в игле. Белый кот боится влаги, Но плывёт на корабле.
Попугаи-какаду, Муха сонная в меду. Я боюсь листа бумаги, Но на сушу не сойду.
Из книги Наталья Николенкова. Карманная психиатрия. — Барнаул: ОАО «Алтайский Полиграфический комбинат», 2001. — 112 с.
* * *
Люблю тюльпаны — за то, что губы в крови, Люблю тюльпаны — за память прошлой любви, За то, что шея тонка, Что пьётся по полглотка, За желто-чёрную глубь, За слабый жест: приголубь! Люблю тюльпаны — за то, что упруго-нежны, Люблю тюльпаны — за то, что не для жены, За то, что в ладонь беру, За то, что умрут к утру , За то, что no нашим рукам, Как ток, проходил — тюльпан. Тюльпаны в больнице — как дети в борделе, Попытка души в обессиленном теле, И ангел влетает, сырой от капели, И мама, и Ганс Христиан у постели.
* * *
Ты — тварь красивая, земная, осторожная, Любить тебя — мне не положено. ("Не влезай: убьёт!" "Хода нет." "Меняю бабу на марафет.") Мальчик женится удачно. (Впрочем, был ли, был ли мальчик? Был ли он в меня влюблён, Как в монахиню — Вийон?) Не ходите в сутенёры, Мои бывшие партнёры! Я вас чаем угощу, Я вас весело прощу.
* * *
Это не кровь, это клюквенный сок, Пиротехнический выстрел в висок, Это круги, и у каждого свой, Это мозги на краю винтовой Лестницы, движущейся впотьмах, Как манекен на шарнирных ногах. О, пропустите из круга в круг! О, центробежная сила разлук! Не перейти за чужую черту! - Лучше Метелицу перечту, Чтобы понять, что трамвай — ад, Что тополя — говорят. Каждый бывал одинок, как бог, Каждый заведомо одинок. И если встречи — не в "Петухе", То и зачаты — не во грехе. (Для обожанья друзей и врагов, Для одиночесrва без берегов.)
* * *
Не знаю, от чего аминазин, — Но ненавижу рыбный магазин, Ведерный кофе, суррогаты слов, Хамелеонов, кобелей, ослов, Сибирские морозы, хруст костей, Ночных, в окно влетающих гостей. Будильника садистские звонки, Любви и дружбы мелкие глотки, Зеленую одежду, беляши И бредни о спасении души.
* * *
Тонко музыка пилила По живому, без наркоза. Я любовников делила На мышьяк и сахарозу. Мышьяк — не значит пошляк, Сахар — не значит рыцарь. О Боже, хотелось так — И сладкого, и отравиться. Тонко флейта извивалась — То травинкой, то гадюкой. На одну любовь — зевалось, Над другою — издевалась, Словно Шива над безрукой. А значит — мимо прошла И та, и другая, и третья. А значит — лицо по швам, Помада на сигарете.
* * *
Как чёрный грач, ворочается ночь, Фонарь обогревает угол дома. От копоти — знакомая оскома. Куда иду — не знаю, знаю: прочь. Звезда лучи ломает в проводах, И лунный свет размазывает лица. И детское желанье: поселиться Подальше, в тридевятых городах.
СОНЕТ
Любимый, с крыши прыгает апрель, Ломая хрупкий певчий позвоночник. Зевака снова восклицает: "Кель Ситуасьон!" — и музыка хохочет. Попойки, сновиденья, дурняка, Помойки, сигарет, Гребенщикова. И петлей притворяется строка, И флейтой притворяется, и снова — Дождём, перевирающим слова, Изгибом сибаритского кальяна. Любимый, если музыка жива И есть еще коньяк на дне стакана — Звони, зови, кружится голова, Летит апрель, самоубийца пьяный.
* * *
Я чищу мундштук: "БТ" — дефицит. А в Н-ске любовь моя с кем-нибудь спит. Эх, жаль, не могу — ого-го, эге-гей! — Я морду начистить любови моей.
Наталья Николенкова. Девятое марта. Барнаул 1993. 68 с.
Красота, осколок мрака, Маска смерти, зеркала. Эта женщина, однако, До любви не дожила. Повернулась невесомо — Это полуоборот — Невеселый, невеселый, Невеселый рот. И о чем-то пела флейта Над кладбищенской землей, И змеи цветная лента, Непонятная зимой, Проплывала, проплывала — А никто и не глядел, — Только маленький ребёнок В дудку тёплую дудел.
Время от времени (довольно часто) всплывают в голове любимые стихи. Сегодня эти. Не смыслы, а звучание, интонации, ритмические изгибы, музыка, убыстрения и остановки. Раньше стишок всплывал обычно, цепляясь за «Проплывала, проплывала — А никто и не глядел». Сегодня - скороговорка «Красота, осколок мрака, Маска смерти, зеркала», замедление «Эта женщина, однако» и расслабленно медленно «До любви не дожила». Значения слов заостряются и перестают быть обыденными и понятными, включается поэтический запрет на интерпретацию. Слова помогают удержаться в этом пространстве неизвестно чего, свидетельствуя о его реальности. Слова улавливают реальность, не противопоставляя себя ей как её описание, а проявляя себя как известные компоненты неизвестной реальности. Поэзия надёжный инструмент, чтобы усомниться в реальности известной реальности. Всё, что реально, неизвестно.
Лист свернулся апельсина. Что ты загрустила, псина?
Нос воротишь от тарелки И лежишь на старой грелке?
Мыслей распаялась клемма. Псина, в чём твоя проблема?
Капает слюна из пасти. В чём, скажи, твои напасти?
Что, не уважает кошка? Лижет брюхо на дорожке,
Распушает хвост трубою И смеётся над тобою?
Знаю, всё это пустое. Выпьешь капельку настоя?
Знаю, не зовёт хозяин, В ящик цинковый запаян.
Снова дождь идёт стеною. Хочешь, я с тобой повою?..
* * *
У меня на запястье полосы. У меня не крашены волосы. Они тонкие, они ломкие, Будто выросли из соломки.
У меня на столе бутылка И роскошная боль затылка. Она долго меня искала, Улыбаясь на дне бокала.
У меня на двери паутина. А вокруг — ледяная рутина. Я уже не гадаю по воску, А другую рисую полоску.
ПРО КУЗЮ
Кузе жёлтая синица по ночам всё время сниться. Кузя делает: «Мяв! Мяв!», — толстый зад с земли подняв.
А противная синица клюнуть котика стремится. Кузя вынужден рычать, бой с синицею начать.
А синица веселится так, что Кузя очень злится. Кузя делает: «Ши! Ши!», — все угрозы хороши!
А синица — что за птица! — дразнится и не боится. Кузя дёргает хвостом: он сожрёт её потом.
* * *
Желая ближнему добра — Себе желаешь доли лучшей. Чтоб Ты меня искал с утра, Следы души моей заблудшей
Ты дал мне золотой талант, Но он мне руки жёг до боли. Его я закопала в поле И повязала черный бант.
Ты мне простил и этот грех, И уберёг от мира гранью... Но вторить моему страданью Стал с этих пор бездушный смех.
* * *
Ты река. Ты течёшь на восток. Твои воды — бурлящий поток. Ты преградой мне стал на пути. Я просила тебя: «Пропусти!»
Я отправиться дальше должна (Как вода у каёмки нежна!..)
Как вода на средине страшна! Вместо дна — бесконечная бездна. Слава Богу! Мне это известно... Но тебе моя робость смешна.
Переплыть я тебя не могу. Я ведь плавать совсем не умею Перед водоворотом немею И лежу на пустом берегу.
Ты — река. Ты течёшь на пути. Одиноким, привычным потоком. Я молила тебя: «Пропусти!» Ты ударил волною, как током...
Очень больно — но я промолчу. Я последние силы теряю. «Пропусти!» — я тебе повторяю. «Пусть не вплавь — я тебя пролечу!»
* * *
...И тонкий дождь, и шелест утра Зовут меня через окно К тому, кто поступает мудро И одинок уже давно.
Но только он меня не знает. И, видимо, не хочет знать. Я перед ним плещусь как знамя, Как плотью брызжущая стать.
Нас разделяют день и вечер, Две улицы и сто квартир. И бесконечных человечьих Следов заснеженный пунктир.
Квадратные проёмы арок, Сине-зелёные дома... Мой — неподаренный подарок — Весь пыл его и блеск ума.
* * *
Осеннее утро, зеркальные лужи С трудом отражают, как дождь моросит. Осеннее утро. Хорошее утро! Оно-то узнало о том, что ты нужен, Не лужам, а сердцу, что, зрея, висит — В кривом зазеркалье, в зеркальном наряде На тонкой верёвке запретным плодом... И смотрит на дождь, распускающий пряди Из пены осенней на брошенный дом.
* * *
Я беззащитна, как русская нация. Я фрагментарная галлюцинация.
Ты одинок, как бордовая лилия. Ты излечился от любвеобилия.
Наше внимание необратимое. Мы города. Города побратимы.
Мы не ломаемся и не печалимся. И никогда, никогда не встречаемся.
Мы как столетия, непроходимые. Пятна любви — невыводимые.
Мы не скорбим друг без друга, не бедствуем, Но и чужих никогда не приветствуем.
Мы как Вселенная — слишком холодные. И друг по другу, как волки, голодные.
* * *
Воображения верёвка С крюка свисает огурцом. Любовь — сплошная заготовка — Не тронутая творцом.
* * *
Когда нет души и отдушины, Когда платья не отутюжены, Когда мысли ползут улитками, Когда тело молчит под пытками, Когда нет ни к кому доверия, Вот тогда открываются двери В непонятное, в незнакомое, И давно уже не искомое.
Пошла Агата по грибы (Был гриб последний съеден). В кустах почти столкнулись лбы Агаты и медведя. Из рук — лукошко кверху дном, Рассыпалась добыча. А косолапый встал столбом, На даму глаз набыча. Агаты исказился лик, В глазах — вселенский ужас! Раздался истеричный крик, Как выстрел сотни ружей. Иерихонская труба И та трубила тише!!! Понятно, что не по зубам Была Агата мише. Недолгим был переполох, Зверь испарился махом. Он лишь на пару дней оглох, Да «приболел» со страха.Сказать спасибо
Извини, дорогой друг Фарида, никак не доберусь сделать полную подборку любимых. В неё входит очень много стихов. Обязательно сделаю.
***
В кухне моей пироги пекутся, Жаркие слёзы в чашки текутся. Тихо живу и не бью посуду, Больше мечтать и плакать не буду. Дует хвостатая дура-весна, Как мне давно надоела она! Окна помою, плотно закрою, И ничего не случится со мною.
Ты спишь, моя радость, В подушку уткнувши нос. Тебе посылаю Я стаю Смешных стрекоз. Пускай полетают И крыльями пошебуршат, Стрекочут, лопочут, Касаются и смешат…
В загадочных сферах Их водянистых глаз Немыслимо вверх Увидишь открытый лаз. Там в мягких берёзах Округлый есть водоём. Мы тоже стрекозы – И солнечно нам вдвоём!
Если б знать, где ты ходишь большими ногами, Оставляя следы белых ботинок, Я дрожала б, как двоечник, сдающий экзамен, Я бы спряталась в куст, в листву, в паутину.
Я сидела б на корточках, как заправский воришка, Я бы слёзы фуражечкой вытирала, Воровала б твоё отражение с риском, Что опять мне окажется этого мало.
(Я увиделась с ним, он прочёл мне нотации: «Вы смутили меня своей экзальтацией. У вас что-то не так по части морали, Вы меня аморальностью замарали»)
Маскарад
Как знакомо всё и как старинно, Каждый миг наш кем-то повторим. Потихоньку плачет Арлекино, Кулаком размазываю грим.
Это вечно, это уже было, Это будет вечным и потом. Грустный Арлекин глядит уныло, Улыбаясь ярко-красным ртом.
Мы живём в жестоком маскараде, Нам приятен шорох мишуры. Даже если кто-то плачет рядом, Это тоже в правилах игры.
* * *
Мы сидели за столиком и говорили о Фрейде. Он ломал шоколад и пива мне подливал. Я сказала: «Послушайте! Лучше меня убейте, Только не обрывайте сверкающий мой карнавал».
Он ответил задумчиво: «Я слишком верю в Исуса, Ничего не получится, детка, у нас с тобой. Я чуждаюсь всего, что красиво, легко и вкусно, Чёрным хлебом питаюсь и запиваю водой».
Я смотрела и плакала: боже, какая нелепость! Он же язву желудка скоро себе наест. …Значит, хлебом – всю жизнь неизменным хлебом, Ни на час не снимая с сутулых лопаток крест.
* * *
Нам не понять этот шум, запоздалый, неистовый, Словно кончается что-то и надо успеть задержать. Плачет луна сухими слезами-листьями, Листья не падают, листья кружат и кружат. Вечность врезается в сердце, прямая, как истина.
Тело умрёт, порвётся, как оболочка. Облачком белым я в синюю ночь поплыву. Только любовь в воздухе держит прочно. Но почему не любовник, а ветер полночный Вызвал меня сегодня на rendez-vous.
Творчество
Слова – подземные уродцы, Кишащие на дне колодца. Там, под землёю, слов так много, И каждое родиться хочет, Снуют в неясности, гогочут, Рвут друг у друга – руку-ногу. Вот, кажется, вскипит колодец, И через край польётся пена… Но чинно, стройно, постепенно Вышагивает слов народец.
У меня и стразы, и алмазы, В голове - мудрость, по плечам - кудри. Но никак не сходятся пазлы, Не замазать трещины, не запудрить.
***
Умные женщины ищут гарантии, Глупые женщины строят химеры. Кто тот судья в бордовой мантии, Кто осудит любовь и веру?
Птица любви на автопилоте Летит в никуда на крыльях бодрых. Аве, влюблённые идиоты! Где тут пропасть для людей свободных?
***
Я была романтичной, Стала злой и циничной.
Была лёгкая, как облака, Теперь - как вода - глубока.
Была - царевною спящей, Стала - ведьмой курящей.
***
Я хожу вороною кругами по твоей улице, Останавливаюсь возле обшарпанных телефонных будок. Ты сказал: «Я бескрылый, и Ваша мечта не сбудется». Если так, то я тоже летать не буду.
Каркаю, чёрная, ковыляю по грязи и пыли. Ищу направленье к тебе на свою беду. Я ногами слаба. Волоча тяжёлые сильные крылья, С неуклюжестью птичьей по земле я к тебе иду.
***
Теченьем несёт кораблик, Пиратскою бандой ограблен. Никто никому не нужен, Никто никого не спасет.
Напустил такого тумана! - Символист! Я люблю, когда страшно и странно И когда неожиданно из бурана Вышел ты, как вино игрист. Ну, поехали!.. Что там? - Твист?
