Начало Улица Роз. История четвёртая

В пятой истории Ваня Рублёв, работник мясокомбината, объясняет столичному художнику, почему его картина "Общество мёртвых поэтов" не встретила одобрения и приглашает художника на мясокомбинат, чтобы найти в мясном цехе сюжет для нового "шедевра".

Ваш необычайно грустный, даже убитый вид даёт мне основание полагать, что прославление в картине современной поэзии не удалось. 

Ну-ка, дайте взглянуть на репродукцию, что с ней не так? Ну вы, батенька, нажгли целую кучу дров, как говаривает вечно пьяный сторож нашего крематория.

Нет, я совсем другое имел в виду, когда советовал вам изобразить осоловелую Раю в кумачовом платье с голой спиной! 

То, что вы нарисовали, если бы я умел красиво изъясняться, я назвал бы скорбной Музой в розовом пеплосе обнажённой модели. Да, я упоминал прилагательное «античный», я помню, но я сочетал его с современным «причесать». Я, конечно, в Древней Греции никогда не был, но соединять эти два слова мне бы в трезвом виде никогда в голову не пришло.

Если бы я имел в виду то, что вы изобразили, я бы и посоветовал вам нарисовать «греческий узел», хотя  в вашем исполнении я не вижу низко опущенных на лоб завитых волос, но тема простительна. Растрёпанность волос говорит о серьёзности грусти, я бы даже назвал это меланхолией. 

Это первый неуспех картины – вы переборщили, заглянув так далеко в прошлое. 

Даже я, простой обыватель, человек сермяжной натуры, глядя на эту картину, понимаю, что это закат поэзии, что усиливает устремлённый в закат безрукий монумент. В общем-то вы всё верно изобразили, но слишком уж вы грубо дали понять, что Платон Огурцов – полнейшая бездарность, отбив ему руки. Нет, я с вами категорически не согласен. Душой мы мыслим, словами творим, а пишем руками. 

Ну, уж не знаю теперь какой сюжет вам предложить… Вы меня как-то превратно понимаете. 

Нет, в крематории сегодня выходной, а вот мясокомбинат работает без выходных. Почему? Статистика. Жители нашего городка ужинают чаще, чем умирают. Ну, пойдёмте, познакомлю вас со своей работой. 

Что я делаю? Я готовлю свиней к их последнему часу. Скребу спины, потом мою, ласково смотрю в глаза, запечатлеваю свой романтический облик в их свинцовых глазах, чтобы в последний момент смерть казалась им блаженством. Нет, люди у нас умирают не как свиньи. Мы же их не употребляем в пищу.

Да, обстановка трагическая и не располагает к веселью. Эти две туши вот-вот отправятся в гигантскую мясорубку, и выйдут оттуда переработанными колбасками фарша. 

Однако, поэзия! А что если вообразить, что вместо туш должны перемолоться молодые люди – парень и девушка, современные Ромео и Джульетта? Мне никогда не нравилось, что они ушли из жизни добровольно, именно поэтому эту историю я не люблю.

А вот влюблённые, которым угрожает социальная мясорубка, очень трепетная тема. Она вечна. 

Нет, я не кровожаден. На выходе из мясорубки мы имеем то же мясо, только в другом виде. 

Выражаясь языком физики, оно как вода – из ледяного состояния она обращается в пар. 

Конечно, надо лишить их одежды. Кто же в трезвом уме будет перекручивать мясо со шкурой? 

Не увлекайтесь, обнажённость здесь уместна. И побольше крови. Это не убийство детей и повешение, здесь должны кипеть страсти, зритель должен возбуждаться от несправедливости мира, должен бунтовать против ипотеки и других предрассудков. 

Я бы вам посоветовал изобразить влюблённых с разным цветом кожи. Нет, я против негров ничего не имею. Я всего лишь хочу сделать образ цельным. 

А, негры теперь афроамериканцы…. А ежели выходец из чёрного континента живёт, скажем на Монмартре, он тоже афроамериканец? 

Ну, если негров защищает сама ООН, то я предлагаю изобразить китайца. Нет, и против китайцев я ничего не имею. 

Она просто многочисленны, если бы тоже самое можно было сказать об эскимосах, я бы и предложил вам эскимоса. 

Ну, что ж, рисуйте, рисуйте. И нас не забывайте.

Картина Уелдера Уингза. Отсылка к прерафаэлиту  Джону Уильяму Уотерхаусу и его картине "Венера и пробуждение Адониса".

Продолжение История шестая