Говорят, время лечит, со временем боль проходит. Я в это не верю. 16 декабря 1991 года умер мой отец. Это случилось 24 года назад. Ему было 38 лет. Он умер рано утром. Около семи меня разбудила мать и погнала вызывать "скорую". Я и не думала, что она приедет, потому что на онкологических больных на последней стадии бензин экономили. И мать это понимала, и всё-таки, кутаясь в дублёнку от пронизывающего ветра, я озябшими пальцами крутила диск, пока равнодушный женский голос не ответил: "Ожидайте у подъезда". Вот сейчас, по прошествии ряда лет, я думаю, какая же она была падла, эта дежурная. Ведь слышала по голосу, что звонит ребёнок, знала, что мороз -30С, и что не будет никакой "скорой". Сунув руки в рукава (я спросонья не взяла рукавицы), я пританцовывала у подъезда. Ожидала несуществующую помощь. Прошло довольно много времени, и вдруг завыла надрывно, страшно, завыла собака. Её подхватил другой собачий лай, тоскливый, ещё один - безнадёжный. Вышла мамаша, упала на меня и сказала, что всё кончено. И опять же, по прошествии ряда лет, я думаю, зачем она послала меня на мороз? Я даже не простилась с отцом.

Он и так со мной и братом мало разговаривал, а перед смертью мы будто вообще перестали для него существовать. Я три месяца жила у бабушки. Так как денег не хватало, мыла пол в собственной школе, терпела насмешки мажорных одноклассниц. Зачем они потом пришли на похороны и принесли гвоздики? Какое же тупое было это сидение у гроба, эти причитания, эти жуткие люди! Не понимаю, зачем они были. Лично мне они были не нужны. Хотелось, чтобы всё это закончилось как можно быстрее, и в то же время, каждый миг, приближающий конец похорон, действовал как игла, зашивающая шов, который и по прошествии двадцати четырёх лет не заживёт. На кладбище было тихо-тихо. Провожающие вышли из транспорта, гроб вынесли, по традиции поставили на табуретки возле выкопанной могилы, и вдруг начался ураган, поднявший весь снег, нападавший за 1991 год. Метель была такой плотности, что на пять метров в округе ничего не было видно. Исчезло кладбище, исчез город, исчезли люди, гроб тоже исчез. И когда ровняли землю, ветер стих. И через несколько мгновений ничего не напоминало больше о снежной буре...

А я ещё мне почему-то вспоминается, как однажды я видела слёзы на глазах у отца. Мы уезжали с Украины насовсем. Вернее, уезжала мамаша с детьми, а отец оставался на неопределённое время. У нас был кот, Кузя, и он почему-то очень любил мамашу. Я кота тоже любила, и никогда не выдавала его, если он спал на стульях, на которых спать ему не разрешалось. И вот, момент отъезда, до самого конца надежда: это неправда, это игра такая, в поезд. Подъехала "легковушка", мы должны были ехать в Днепропетровск. Я схватила кота, стала плакать и целовать его, брат тоже стал плакать, кота у нас забрали, посадили в машину, и мы тронулись. 

И тут это случилось. Кузя побежал вслед. я никогда в жизни не видела, чтобы кошки так бегали быстро. Чтобы они вообще бежали не в кухню за жрачкой. Пока мы ехали по посёлку, водитель не мог прибавить газ, я орала, Саша (брат) выл, мать рыдала. И тогда я увидела, что отец плачет. Как только мы выехали к пшеничному полю, он, сжав зубы, сказал водителю: "Жми по тормозам". И мы помчались так быстро, что кот вскоре исчез в поднявшемся облаке пыли. Наверное, тогда всё и закончилось. 

Отец приехал через полгода, хотя очень не хотел этого. От него ничего не осталось, кроме армейской фляжки, бокала с розой, фотографий и писем из армии, которые он писал девушке по имени Таня. Из письма я узнала, что он хотел назвать дочь Алёнушкой. Дом, который он строил на даче, раскатали по брёвнам. Его виноград погиб. Надеюсь, что абрикосовое дерево и два грецких ореха, которые я помогала ему сажать на Украине, всё ещё живы, и всё ещё его помнят.